Современная художественная проза
 
Гостевая книга Письмо автору
Главная Об авторе Почитать Пресса об авторе Контакты
Новая книга. Город встреч и прощаний.
Спешим, чтобы остаться на бумаге
Во всеоружии растраченных чернил,
Чтобы сказать потомкам: «Вот как надо!»
Или пожать плечами: «Я так жил».
«Пусть светит месяц – ночь темна».
Пусть говорят, что жизнь – одни печали.
Не соглашусь: последняя весна
Последней осени уступит дни едва ли.
Вы уходите, и жизнь теперь пуста,
Торопливы многоточия и точки,
Получается, сегодня неспроста
Мысль спешит: она ложится в строчки.
Не начать мне с чистого листа:
Вы всегда мой почерк узнаёте.
Пустяки, что жизнь теперь пуста, –
Вы уходите, и значит, Вы вернетесь.

Екатерина Алхимова
Голосование
 
Вопрос:
Что вам не нравится в сайте?

всё нравится
мало рассказов
неудобная навигация по рассказам
редко обновляется сайт
скучные рассказы
другое

 
 
Популярные рассказы
 
 
 
Новости
 


01.04.2013
Третий апрель

Этому апрельскому рассказу уже три года.


01.01.2013
Любопытные ореховые новости!

Поздравляем всех с новогодними праздниками и - с обновлением раздела "Новое"! Теперь в нём появился очередной рассказ: "Ореховый практикум".


01.09.2012
И снова рассказ!

Смешной и немного грустный Продавец дождя.


01.05.2012
Новый рассказ из сборника "Коллаж интимных отношений"

Екатерина Алхимова поздравляет всех с майскими праздниками и выкладывает новый рассказ - "Папа тоже пропал".

Все новости
 
 
Где купить
 

Книга “Город встреч и прощаний” в магазинах города Москвы.

 
 
Аудиорассказы
 
Скачать аудиокниги

Вы можете прослушать и скачать рассказы в аудиоформате на нашем сайте.

 
 

Шьто мньэ дэлат. Ськажи?

(Быль.)

"Нынешний "Диагностический и Статистический Справочник III", применяемый психиатрами и психологами, содержит более 450 страниц описаний того, как люди могут быть дисгармоничны, - но ни единой страницы, описывающей здоровье. Шизофрения - очень престижный способ быть дисгармоничным; кататония - очень спокойный способ. Хотя истерический паралич был очень популярен во время первой мировой войны, сейчас он не в моде; его только случайно можно обнаружить у очень малообразованных иммигрантов."

Ричард Бендлер «Используйте свой мозг для изменений»

Рассказ является вложением к работе "Синий хвост дорожки-радуги". Тем, кто хочет понять себе настроение, советую прочитать этот рассказ отдельно. Читателям, интересующимся творчеством автора в целом, можно ознакомиться с полной версией рассказа под названием "Синий хвост дорожки-радуги".

А погодка разгладилась, и тихий праздник на душе: я еду в столицу, в издательство. Приняли. Приняли-приняли. Приняли мою повесть к публикации. «Синий хвост дорожки радуги», что рисовался мною без малого пятнадцать лет. Долгая история без явного начала и однозначного исчерпывающего конца о семерых приятельницах, где каждая со своею судьбою, со своей исключительной краской, где вместе они – иллюзорная завораживающая радуга, очаровывающая наблюдателя. Следя за спектром со стороны, хочется воскликнуть: «Вы удивительны, вы замечательны, вы прекрасны. Примите же и мой случайный цвет в вашу группу.» Но группа молчит, и, углубляясь в сюжет, желание к ней примкнуть тускнеет, рассеивается. Не так все просто здесь обустроено снутри, как видится поначалу снаружи. Оказывается, это не ровные дорожки, величаво струящиеся параллельно друг другу. Это – мешанина красок и по временам непристойное граффити, отталкивающее одни цвета и привлекающее другие. Это – игнорирующие друг друга, взаимоисключаемые судьбы, и представляется, что герои, высвеченные сюжетом, вовсе не люди, но разгулявшиеся, распоясавшиеся лихие разноцветья, которые сами рисуются, как захотят: художник ими бы так не распорядился. Он способен лишь по возможности изымать их из их же игры, в меру собственных сил утихомиривая. А синий хвост, который словно бы не самим составителем и составлен, здесь – случайный полуитог беспорядочного и бесконечного радужно-семицветного движения.

Сложно. Но – приняли. И теперь я буду заключать договор и соблюдать всякие формальности. Я – автор? Не верится. Даже – не может быть. Но прошу об одном – столица, прими меня. Шум ранноутренней электрички остается позади, переходы вокзала сменяются московским «подмосковьем». Смешно: я лишь сегодня из дальнего него, но вот, отправившись за восемьдесят километров, я опять в нем. Шумят синие пузыристые поезда веселыми подземными тучками-хвостиками. Здесь каждая остановка – самостоятельный праздник, ее убранство чем-то да отличается от остальных. У каждой своя история, своя неповторимая архитектура, и поневоле представляется, что теперь я в огромном музее. Длинные мрачные прогоны кажутся короткими; их унылые скопления труб копируются, наслаиваются, но не запоминаются, память отбирает только хорошее: дружелюбные, полные света и суеты многолюдные перроны, удобные переходы, арки из красного кирпича, строгие мощные колонны, высокие мозаичные своды.

Какое, вероятно, счастье – жить в этом городе, пользоваться возможностью каждодневно спускаться в метро, любоваться разноликими станциями. Если бы я здесь родилась, я каждый день ходила бы в музеи, театры, на выставки. Ну, пусть не каждый, пусть только раз в неделю. Какой удивительный праздник представляет собою крупный город, как повезло людям, живущим в нем.

Повезло сегодня и мне. Я – обыкновенная провинциалка, с замиранием сердца ступающая на бегущую вниз ребристую ступеньку, снова так, будто делаю это впервые. Короткий переход с кольцевой к радиальной, и вот я опять в просторной зале. Пустынный перрон, ленивое покачивание стеклосиних вагончиков, разъезжающиеся дверки; просторный, пустующий же салон, шаг – и я уже снутри, могу выбирать любое место. Оглядываюсь и в последний перед отправкой момент вижу, что теперь я не одинока: невысокий, смугленький, деловито-серьезный на вид господин впархивает в захлопывающиеся двери. Успел. Но лицо без радости. Скорее, чем-то сильно озабочен. Глядит по сторонам, замечает меня, напряженно всматривается. Гость столицы, и, как лаконично говорят теперь в новостях, «лицо кавказской национальности». Но ничего, ведь я – тоже гость. Улыбаюсь. Интересно, как ему моя родина? Он: пристально смотрит, словно бы что-то вычисляет, нервно – отмечаю, как ходит его горбоострый кадык – сглатывает, прищуривается, скругляет глаза, снова щурится и делает шаг в мою сторону:

- Шьто мьнэ дэлать, ськажи-и?

Вот и ладненько, вот и хорошо, вот и заговорили. Небось, в переходах запутался, глупышка. Худенький; пыльно-темный пиджак на плечах, шерстяной джемперок споднизу, пыльно-мягкие, со следами складочек брючки. Понурый, поджарый, осунувшийся. Или мне так кажется?

- Да?

- Шьто, шьто мьнэ дэлать, ськажи, а? Шьто мьнэ тэпэррь дэлат?!

- Что случилось? В станциях наплутали?

- Ныэт! Я сыгодна толлка прыэхаль! Толлка на вакзаль зашель! Шьто тэпэрь дэлат?!

Пожимаю плечами: странная история. Мне-то почем знать, что ему теперь делать. Мысленно теряю интерес; разглядываю его стоптанные, с востроносыми кончиками ботинки. Все-то в нем угловато: острый до колкости взгляд, горбинка носа, напряженный клин вытянутого подбородка, остроклювые обшлаги пиджака, углистые плечи, заугленные до острости локотки, унылая сутулость и даже сбитая обувка. Отворачиваюсь, но разговор пока что не закончен.

- Ныэт! (Отходит вглубь салона; переминается с ноги на ногу; возвращается.) Ныэт! Шьто мьнэ дэлат?! Пасьпарьт украль! Дыэнги украль! Шьто тэпэрь дэлат?!

Кто украл, у кого украл, при чем здесь паспорт? Ничего не понимаю. Интерес к попутчику потерян, однако разговор еще идет:

- Шьто, шьто, шьто мьнэ дэлат, скажи? Шьто тэпэрр дэлат?!

Догадываюсь, что нужно делать мне: молчать и в диалог не ввязываться, стоять тихо, по возможности не двигаясь. Случай, конечно, неприятный: оказаться в вагоне посреди шумного метротоннеля наедине с нервно-дерганной малорусскоговорящей угловатой темной личностью.

- Шьто мьнэ дэлат, ськажжии! (Внезапно подпрыгивает.) Утрам прыэхаль, толлка вышель, пасьпарьт украль(!), дыэнги украль(!!), дакумэнта украль(!!!), выэщи-и… (Воет ушибленным волком, но заканчивает знакомым ему словом): украль! Шьто мьнэ дэлат?! (Воет.)

Догадываюсь, что нужно делать мне: срочно перейти в другую часть вагона.

Здесь же, не сходя с места, догадываюсь, что того, о чем я только что догадалась, лучше не делать.

- А-а-а! Шьто мьнэ дэлат?! Иэхат дамой?! Дыэнги нэт, пасьпарьт нэт, выэщи… (Подпрыгивает; отпрыгивает; воет.) Выэщи-и! Тожжя нэт! О-о-о, шьто тэпэрр дэлат?!

Знаю, что делать: держаться от него подальше до ближайшей остановки. На ум является стоп-кран, ввиду бесперспективности уходит.

Прыгает (слава Богу, далеко), бьет себя кулаками в грудь, зычно, по-звериному, воет. Мечется бешеным шакалом промеж диванных рядов. А я еще когда-то хотела там сесть. Как давно это было. Теперь перспектива изменилась, и счет пошел на секунды. Скоро станция, там много людей, надо переждать до ближайшей остановки. И стоп-кран, если им воспользоваться… Нет, лучше не пользоваться.

Подбегает:

- Ныэт! Шьто мьнэ дэлат, ськажжи-и-и! Пасьпарьт ныэт, дыэньгы ныэт, дакумэньта ныэт! Выэщи-и… (Снова воет. Да как близко-то…) Ныэ-эт! Ножьжь взат и паррэзат вьсэх! Паррэзат!

О, господи. Чувствую, что холодею. Разве ответить чем-нибудь стихотворным, наподобие: «Не узнаю тебя, Россия!»? Или попросить начать резать без меня? Полпути уже пролетели, неужели именно сейчас такая срочность?

- Ножьжь взатт! Парррэзат вьсэх! (Машет руками, носится по проходу.)

Я в это время: кажется, еще стою… «Пресвятая матерь-богородица, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси»... Или это из «Отче наш», который именно и есть «на небеси»? Да какая теперь разница, когда на языке вкус запоздалого «Боржоми»! Усилием воли, однако, все еще стою…

Проще было бы заснять этот случай на видеопленку и выложить на You-tube. Но что поделаешь, если камеры нет под рукой, да и шевелиться опасно? Остается замереть, сдерживая дух, и подстраиваться под скоростное покачивание вагона. «Меня нет. Не смотри на меня, не смотри. Я – шум колес, вихляние бегущего состава». Главное, ненароком не встретиться с беснующимся взглядами. Здесь как в «Вие» – обернись на него, и демон разнесет тебя на куски. Каковым тогда будет удивление пассажиров, занявших в ожидании стремительно приближающуюся, вымаливаемую мною спасительную платформу? Что-то совсем не хочется наблюдать кровавую сцену вскорости свысока, блуждая прозрачной душой между тем миром и этим, вознесясь попервоначалу к ближайшей краснокирпичной арке. А потому - замри. Умри. Воскресни. Мне бы только хвост туннеля простоять да тормозной путь продержаться. Поезд уже сбавляет ход, притормаживает. «Шьто мьнэ дэ-э-элать?!! Шьто? Шьто? Шьто?» - (Мысленно): «Потерпите до ближайшей остановки. Ну, пожалуйста!» Нервно дергается, топает ногами, скачет: «Ныэ-эт! Толлка ножьжь вза-ать!» - (Шепотом, себе под нос): «Боже мой! Ты ведь уже тормозишь. Ну, оттормози его до станции?» Машет руками и срывается куда-то в сторону. (Про себя): «Вот и иди туда. Отт хар-ра-шо! Всего-то пара секунд осталась». Поезд усиленно сбавляет ход, вырывается на свет из туннеля. Да здравствует самое гостеприимное в мире метро! Самое скоростное, самое доброжелательное!

Двери грохоча открываются, и я стремглав выбрасываюсь изнутри. Не успев сесть, не добравшись до нужной мне остановки. Да пусть ее! Лишь бы живой остаться! Но самое главное, оказывается, впереди: я-то выхожу, а он…

А он – за мной! Летит, копируя мой след, моей же скоростью! Что мне теперь-то делать, скажите?!

Подбираюсь, обжимаюсь, усыхаю, съеживаюсь, вхожу в колонну в следующий миг. Прилипаю к ней, сливаюсь. Не дышу. «Осторожно, двери закрываются…» И вот тут он – туп-туп-туп – мимо меня – и в соседний вагон – шмыг! (Торжествую): «Вот что крест животворящий делает!» Открепляюсь от защитницы-колонны, охранительницы-утишительницы-укрывательницы-заступницы, – широченной, мраморной, прохладной на ощупь; два шага назад – и я опять в галантно пустующем салоне, а он маячит в соседнем, за добротным двойным стеклом. Теперь-то можно присесть и расслабиться, и без стестения глубоко вздохнуть, и привести себя в относительный порядок. И можно спокойно смотреть (без?)радостное немое кино (в шумном туннеле да за двумя рядами широченных окон), как меняются в лицах сидящие – от удивления и непонимания до ужаса – к кому поочередно подбегает мой бывший попутчик, худощавый и впечатлительный, отважный, нервно-мстительный житель Кавказских гор. Вот он входит в раж, начинает скакать, метаться, дергаться, вот он будто бы вынимает лирично воспетый им нож. Народ озирается, переглядывается, пересаживается. Примеряется, доберется ли, успеет ли кто достать стоп-кран в одном рывке и прикидывает, много ль выйдет от этого толку. Согласитесь, наблюдать такой кинофильм со стороны гораздо удобнее, нежели принимать в нем (да еще и один на один) непосредственное участие. Но я знаю, что читать это будет значительно веселее и проще. Ну же, читатель, пока горец бьется в конвульсиях, смейся! Веселись, просвещенный народ! Хохочи надо мной, чудом спасшейся, экзальтированной, эмоциональной, хитро, небось, преувеличивающей (совершающей свой от гиперболы до гротеска банальный, всем известный сочинительский рывок), потешайся-хохочи над пассажирами из соседнего вагона. Придумай защитную фразу-слоган «а нечего кататься в убогом общественном транспорте, да еще и похвалять его», отгороди себя от реальности, стань на ступеньку выше. Прошу лишь об одном: будь осторожнее и не захлебнись от смеха. Ведь именно ты, читатель, живешь в этом мире. И каков ты, таков и он. Так что, конечно, веселись, уважаемый. Мне и самой порою бывает смешно почти до слез.

На следующей остановке его выводят, точнее, полувыносят. Он истерит, что отлично слышно через раскрытые проемы. Серая, перетянутая кожаной сбруей милиция цапает и волочет гостя нарядной столицы в свою серую же, пыльно невзрачную берлогу. Всего тебе доброго, смело сошедший с гор и с ума, малообразованный бывший попутчик!

Ну а я – добираюсь до необходимой мне станции. В издательстве слышу первый, практически обязательно располагающий к приятной беседе, вопрос: «Как Вы до нас доехали?» – «С трудом-с…» – двусмысленно отвечаю. И чувствую, как тень незадачливого горца, обманутого, обобранного, осмеянного, отловленного и изолированного медленно тает.

На обратном пути, просматривая под стук колес бегущей электрички работу Ричарда Бендлера, натыкаюсь на строки: «Истерический паралич сейчас не в моде; его только случайно можно обнаружить у очень малообразованных иммигрантов, которые не идут в ногу со временем. Вы счастливчик, если можете найти его сейчас.»

По всей видимости, я и есть тот самый счастливчик, только ничего об этом пока что не знаю? Но в любом случае, спасибо тебе за все и – до свидания, дорогая столица!

Нравится
 


 
 
Главная Об авторе Почитать Гостевая книга Письмо автору Контакты
© 2009-2015 Екатерина Алхимова. Все права защищены.
Яркая образная психологическая и юмористическая проза. Произведения, которые изменят вашу жизнь.